Знания — это не то, что принадлежит мне, или кому-то другому

Представим, что знания вообще нам не принадлежат. Как тогда их получить? И здесь ещё есть большая проблема в том, что знания бесконечны, а мы себя мыслим конечными существами. Представим, что существует объект, чьи свойства для нас выглядят, как совокупность бесконечных знаний. В жизни, чтобы получить опыт других, мы с ними идентифицируемся. При этом, речь нам абсолютно не нужна. Мы приобретаем не знание, а свойство объекта, с которым идентифицируемся, получая таким образом и его опыт. Младенец не говорит сразу при рождении. Однако, у него достаточно средств для обучения и идентификацией с матерью, от которой он находится в тотальной зависимости. Иными словами, объект, который бы был для нас вместилищем абсолютного бесконечного знания, требовал бы от нас идентификации с ним, а не речи. По сути, можно сказать, что чтобы ни говорил пациент аналитику, всё это отражает лишь некий момент, при котором он сообщает в переносе всё своё несоответствие в отношении желаемой действительности. Однако, так как аналитик вовсе не бог, а обычный человек, который находится в такой же зависимости от объекта бесконечных знаний, он является лишь катализатором психических процессов для пациента, сообщающим только вектор направления для его развития. При этом интересно, что залогом такого развития, будет сама по себе их связь и её постоянство, проявленное аналитическим кадром. Возможно, это кому-то покажется странным, но для того, чтобы получить желаемый опыт, нужно просто хотеть, чтобы этот опыт был психически интегрирован. Чтобы не быть голословным, необходимо добавить, что современная медицина, занимающаяся выращиванием донорских органов из клеток пациента, использует именно этот метод для строительства необходимого органа, например, мочевого пузыря, уже успешно пересаживаемого на практике. Технология заключается в том, что из не функционального органа удаляются все клетки. При этом остаётся, так называемая матрица органа. Затем орган помещают в среду со стволовыми клетками, которые сами заполняют матрицу органа до полного его функционирования, который выполняет данный орган.

Представим, что на кушетке, так сказать, не функциональный пациент. По аналогии с физиологией, его необходимо лишить дисфункциональных клеток. И в этом смысле, орган проходит системную регрессию, как и пациент. Но я бы сказал, что процесс не совсем идентичный с физиологическим. Скорее, происходит одновременное "вымывание" старой не функциональной структуры, с заменой новыми элементами, основанием которых является материал самого пациента, его собственные "стволовые клетки", его собственный психический материал. И скорость этого процесса зависит от психического "шага" самого пациента, так как невозможно сделать замену элемента в системе до тех пор, пока он не освободит для него сам место. Очевидно, психическая дисфункциональность, проявленная, как симптом или проблема, отражает нарушение системной связи между соматическими и психическими системами, между сознательными и бессознательными процессами. По аналогии с образом моста, который эти структуры строят навстречу друг другу с разных системных берегов, можно было бы сказать, например, что пациент построил их слишком далеко друг от друга, или, что их стыковка имеет незначительные несоответствия при расчётах. Представим это несоответствие в расчётах строительства моста, как степень искажения при тестировании реальности. При этом мы должны учесть, что задаёт параметры точки строительства моста, не внешний мир и перцепция, а сома. И это верно хотя бы потому, что тело человека гораздо старше его Я. Иными словами, проблема выражается в том, что пациент в той или иной мере не чувствует себя. Его психический аппарат, выражающий структуру Я, строит свою часть моста без учёта той части, которую задаёт его тело. И проблема несомненно в том, в какой среде находится та часть психического аппарата пациента, которая формирует Я структуру. А это всегда внешний мир. И вот здесь возникает парадоксальная ситуация, при которой, всякое изменение Я структуры, её попытки демонтажа, приводят пациента к яростной защите, где с одной стороны нет ясного ощущения себя, а с другой стороны, изменение Я означает изменение при тестировании собственной реальности. В некотором смысле, это всегда выражается одним и тем же вопросом самого пациента — а как то, что происходит здесь, в кабинете психоанализа, относится вообще к тому, зачем я сюда пришел, то есть, к моей конкретной проблеме?

Я бы сказал, что в данном случае, первоочередной задачей является необходимость умножения связей между обеими частями моста, что позволит в дальнейшем самому пациенту протестировать разницу между чувствами и реальностью его Я. И только тогда, когда он сможет осознать, на сколько ошибся в своих расчётах, в нём родится самостоятельное желание исправить эту ошибку. Это будет означать также, что он готов будет перестроить свои концепции в Я, или вовсе демонтировать те, что не соответствуют условию состыковки с чувствами. Однако, должно быть нечто, что будет гораздо сильнее вторичных выгод. А это может быть только опыт переживания счастья, основанием которого является сама по себе психика и её функциональность. И в первую очередь, это психика самого психоаналитика, функциональность которой на время аналитического процесса, одалживается пациенту. Поэтому так важно установить крепкую связь между ними.

Можно потерять вещь, можно потерять человека, но невозможно потерять нечто, дающее переживание счастья самого по себе. При этом важно отметить, что это психическое состояние не просто абстрактное переживание, но и то, что будет основанием для цели и действий во внешнем мире. И это значит, что пациент сам сможет ответить на свой вопрос о том, что он делал всё это время в кабинете психоаналитика, и как его проблема была связана с тем, что всё это время с ним происходило.

Мы страдаем только в том случае, если психический аппарат не справляется со своей прямой функциональной целью, где внутреннее соответствует внешней реальности, и мост построен правильно. И у нас нет повода страдать, если функциональность психического аппарата обеспечена. Психическое страдание или боль, эквивалентна страдающему органу с нарушенной функцией, например, сердцу. Если сердце, как физиологический орган, не болит, у нас нет повода говорить, что мы несчастливы в этом отношении.

Однако, на другом полюсе этой проблемы лежит вообще полное отсутствие психической боли или того, что позволяет себя чувствовать. Иными словами, часть моста с перцептивного берега, построена вообще не там, где часть соматического. Это, как если бы мы прошлись по своей части моста до его середины, и не обнаружили ничего вообще, кто бы его строил с другой стороны. Я бы назвал это полным разрывом принципа, где всё, что проявлено в онтогенезе, отражено в филогенезе.

По сути, это полное выпадание из эволюционной цепи, а значит путь к вымиранию вида, рода, поколения, ветви рода и т.п.

Вот почему, психоанализ, это прежде всего необходимость пациенту говорить всё, что приходит ему в голову. Так начинается тот творческий процесс, при котором образуются новые психические связи, проясняющие пациенту по мере восстановления функции мышления всё то, что с ним происходило, происходит и будет происходить в дальнейшем. Ведь именно эта функция и позволяет человеку приобретать знания о жизни, имея дело с самой жизнью, а не с её подменой и иллюзией. Так же это означает возможность идентифицирования с объектом знаний, которым является для всех жизнь. И здесь речь уже пойдёт о системном, о научном, о философском мышлении и их организации. Но об этом в другой раз.