Рождение вопросов

«Хорошо, когда книга может ответить на вопросы» — сказала моя собеседница.

Это да — ответил я — правда, я скорее вижу это, как проявление ответов без задавания вопросов. Если вопрос задан, значит уже есть ответ. Скорее, это похоже на открытие других измерений. То есть, ты не знаешь, к примеру, что есть ещё какое-то измерение. Соответственно, и не можешь сформулировать вопрос в отношении этого скрытого от тебя самого измерения. А когда его открываешь, то ответ уже получен вместе с самим открытием. И я думаю, что это работает и в случае интерпретации аналитика, как неинтерпретация, в виде молчания. Интерпретация не должна быть ответом на вопрос пациента, но может быть приглашением к совместному наблюдению в контексте его речи и истории. И тогда бессмысленно спрашивать — что Вы чувствуете — так как пациент может ответить только то, что он думает в отношении того, что чувствует. Любой вопрос может быть им расслышан только на уровне той абстракции, где ответ всегда ему симметричен и наличествует в его психической реальности в виде опыта. И я склонен думать, что если человек задаёт вопрос, то использует его как наступление и атаку в отношении возможной иной концепции другого, так как ответ ему самому всегда заранее известен.

Например, пациент может вдруг произнести в ответ на молчание: — Вы хотите сказать, что я ненавижу свою мать?!

По сути, это и есть рождение нового уровня абстракции, новой связи, которая ощущается пациентом, как приближение к проявлению очевидности ответа для самого себя.

Я бы сказал, что в конечном итоге, любой вопрос имеет множество ответов, в зависимости от того, в каком измерении контекста находится наблюдатель, и может ли он двигаться внутри этих контекстов и измерений? Скорее, аналитический процесс похож на слушание аналитика, способного контейнировать речь и аффекты пациента, что позволяет самому пациенту научиться слушать самого себя, свои аффекты и речь, открывая всё новые уровни абстракции, которые ранее были ему недоступны при восприятии. Можно сказать, что благодаря переносу на аналитика, вновь рождается возможность для человека реинтеграции его травматического опыта. Возможность горевания, на которое потребуется не малое время.

Возможно, именно этим объясняется рождение огромного числа детских знаменитых вопросов. И наконец, восклицание пациента, связавшего собственный материал: — Я раньше об этом и не мог подумать!

И я думаю, что книга в этом смысле, даёт каждому читающему свой уровень ответа, эквивалентный уровню его собственных вопросов. Благодаря молчанию аналитика, человек становится словно книгой, читающей и переоткрывающей саму себя. Он читает себя самого как в исторической перспективе, внешней истории, так и истории фантазматической, истории вне времени и пространства, извлекая память, то из прошлого, то из будущего, присваивая её себе.