Сверхприбыли, власть криминала и пьяный угар: каким был бизнес в 90-х

Юрий Гусаков

Медиапродюсер

Цивилизованной розничной торговли в СССР еще не было. Главным местом, где иностранец мог обменять валюту на кроличью шапку, матрешку или жостовский поднос, стал Арбат. Он был единственной столичной улицей, которая хоть как-то соответствовала европейским стандартам: пешеходная, мощеная брусчаткой и с фонарями. Фарцовщики, до этого промышлявшие в отелях, на Красной площади, около цирка и возле смотровой площадки МГУ, плотно обосновались на Арбате и мгновенно его заполонили.

Рыночные механизмы работали на Арбате как по учебнику. С появлением спроса и дикой прибыли все ниши бизнеса были быстро разработаны и заняты. Каждый знал, что ему делать. Бродячие собаки и те вели себя по понятиям: каждая контролировала свой маленький участок улицы. Если из бутерброда вываливалась сосиска, до брусчатки она не долетала: на точке уже стояла собачка и ловила ее в воздухе.

19 000% прибыли

Деньги текли рекой. Кокарда с советской фуражки продавалась в «Военторге» за 50 копеек — американцы были готовы ее брать по 5 долларов.

Я пришел торговать на Арбат в ноябре 91-го, когда доллар стоил 19 рублей. Доехать из центра до Шереметьево на такси можно было тогда за 5 рублей, ужин в ресторане на двоих с хорошим алкоголем обходился рублей в 50. Когда Егор Гайдар запустил радикальные реформы под названием «шоковая терапия», доллар взлетел еще выше. Рублевые цены и зарплаты простых граждан гнались за ним, как бешеные, без надежды догнать и сровняться. Страну охватили уныние и нищета. Выбор у меня был невелик — или зарабатывать в новых условиях, или голодать. Стипендия студента составляла 40 рублей.

В это же время туристические автобусы непрерывно подвозили на парковку возле ресторана «Прага» толпы иностранцев, жаждущих обменять валюту своих стран на советские сувениры.

Сделка с бандитами

Меня взял к себе на точку продавцом фарцовщик по имени Жора. Работником я пробыл недолго. Жора по жизни был геморройщиком: вечно от кого-то скрывался, всем был должен и имел привычку глупо попадать на деньги. «Крыша» пообещала убить Жору и тот окончательно пропал без объяснений, ни о чем меня не предупредив. Бандиты пришли на точку спросить долг Жоры с меня. Разговор вышел неприятным: я был тогда мирным студентом без опыта общения с криминалом и смутными представлениями о понятиях, по которым жил Арбат. Мне хватило самообладания выдержать наезд и разговор с бандитами закончился удачей: точка по адресу Арбат, 4 стала моей собственностью. Вместе с ней мне досталась «крыша»: четверо свирепых спортсменов-борцов. За два раскладных туристических столика, на которые выкладывался товар я платил в месяц 40 долларов — вполне посильный налог.

Жору я встретил через пару лет в другом месте — клубе «Бункер» на Трифоновской, одетым в малиновый пиджак. Если его и убили, то совсем другие люди и за другие дела. Понимая сегодня расклады 90-х, могу с уверенностью сказать, что этот человек был не жилец.

«Синие», борцы и похороны Булата

Туристический столик служил на Арбате единицей измерения оброка, который собирали бандиты: один стол — 20 долларов. Столов на улице стояло не меньше тысячи. Все берега Арбата от «Праги» до Садового заполняли столы. Где-то, где получалось, они стояли в 4 ряда.

Торговцы Арбата за редким исключением, вроде меня, «ходили» не под борцами, а под «синими» — уголовниками. Их штаб-квартира располагалась в кафе «Раса» недалеко от театра Вахтангова.

Раз в месяц братки из «Расы» обходили Арбат и собирали «прописку». В той же «Расе» они разбирали споры между фарцой, казнили и миловали. Насилие почти не применяли: худшим наказанием было изгнание с Арбата.

Если случалось нечто неординарное, «Раса» собирала со столиков внеплановый налог. На моей памяти такое было лишь однажды: со всех собрали по 10 баксов «на похороны Булата». Я тоже приготовил десятку, но узнав, что я «хожу под борцами», бандиты извинились и денег не взяли. Свои 40 баксов я возил борцам в кафе «Молоко» на Юго-Западную.

Ельцин съел Горбачева и стал альфа-матрешкой

Лучше всего шли палеховские шкатулки — «лакер боксы» или просто «лакеры». Какое-то время их правда возили из Палеха, но потом стали просто печатать цветные фотографии росписи, клеить на крышку шкатулки и покрывать лаком. В зависимости от размера они улетали за 20–30 долларов. Еще были «Горби-долл» — матрешки, раскрашенные под глав СССР: от маленького Ленина до большого Горбачева. Вскоре Ельцин «съел» Горбачева и стал альфа-матрешкой.

Стоили горби-доллы от $20 до 50. Качественные матрешки под русскую старину — «рашн долл» — могли стоить и $200, но продажи на такие суммы были очень опасны.

Хорошо уходило «милитари»: солдатские ремни и кокарды, шинели, фуражки и прочее.

Царем продаж был «рэбит хэт» — кроличья ушанка, которая просто сводила иностранцев с ума. Особенно, если на ней была налеплена военная кокарда. Рэбит хэты со свистом улетали по 20–30 баксов. На них держалась вся экономика Арбата. Вечной проблемой было найти, где закупиться еще рэбит хэтами. Дефицит был постоянный. Мы страдали от переизбытка спроса.

В разгар зимы шапки исчезли полностью. «Раса» вняла мольбам фарцы, бросила клич по зонам и вскоре на Арбате появились худые сутулые люди с серыми лицами и «февралем в глазах». Они привезли неограниченное количество очень качественных кроличьих шапок со штампом изготовителя «ИТУ (Исправительно-трудовое учреждение) №…» на подкладке. Люди отдавали «рэбитов» на комиссию по 10 баксов за штуку. Как же мы на них озолотились!

Отлично продавались футболки с русскими принтами — «тишоты», «тишки». Я специализировался именно на них. Если принт точно попадал во вкусы иностранцев, тишек можно было продать безмерно. Прекрасно шли «Гагарин», «Я агент КГБ». Потом какой-то гений придумал дизайн «McLenin’s» — желтое лого Макдональдса на красном фоне и профиль Ленина. Это был абсолютный хит!

На Арбате считалось грехом обманывать японцев

Особой статьей проходили командирские часы. За возможность торговать ими «Раса» брала отдельные деньги. Почему-то на часы больше других западали итальянцы, как мы их тогда звали, «алоры» — это итальянское слово-паразит, которое они постоянно употребляют в речи. Итальянцы дико любят торговаться, поэтому цену всегда приходилось заряжать с запасом.

— Синьоре! Командоре календаре! — кричали мы с точки группе итальянских туристов.

— Кванта коста? — откликалась какая-нибудь итальянка.

— Чиквантачинкве доллари, сеньора!

— О, мадонна! — закатывала глаза итальянка, и начиналась бешеная торговля. В результате часы уходили за 30 баксов при закупочной цене 15 рублей.

Солидные американцы с севера скупали все подряд, не торгуясь. Южные штаты платить не любили и вообще вели себя как быдло. Им приятно было продать футболку, обгаженную голубем. Немцы всегда держались достойно, но на их огромные головы не налезали наши рэбит хэты. «Кляйне! Кляйне!» — самое частое, что я от них тогда слышал.

Огромное впечатление на меня произвели японцы. Если японец спрашивал о цене, то считал себя обязанным купить вещь. Японец не торговался, он очень деликатно интересовался о скидке и, если ты соглашался, кланялся. Удивительные люди! На Арбате считалось грехом их обманывать.

Англичане тоже вели себя как нормальные ребята, никакого британского высокомерия я за ними не замечал. Главный плюс заключался в том, что они платили фунтами, а фунт в те времена был в 2,5 раза дороже доллара.

— Хау мач фо рэбит хэт?

— Твенти.

— Окей.

И дает тебе 20 фунтов.

Больше всего англичане любили зеленые солдатские шинели. С этим связана одна поучительная история.

Как Бон Джови сгубил фарцовщика Файфа

Я стоял на адресе Арбат, 4 возле химчистки. Слева от меня под витриной книжного магазина была точка чувака по кличке Файф. Файф торговал шинелями. Зимой 91–92 года на его примере мне довелось увидеть, что с человеком делают шальные деньги.

В 91 году Джон Бон Джови выскочил на сцену в советской солдатской шинели. И понеслось...

Сильнее всех съехали с катушек англичане. Они буквально бежали по Арбату и скупали все шинели подряд. Шинели быстро кончались, взять их в больших количествах было негде: на зонах такое не шили. По счастливому совпадению сосед Файфа по лестничной площадке служил прапорщиком на армейском складе, пил и любил деньги. Файф узнал об этом случайно и тут же понял, что нашел золотую жилу. Он брал у прапора шинели оптом за копейки, продавал по 60 фунтов за штуку и к нему с утра до вечера стояла длинная очередь из иностранцев.

От свалившегося богатства у Файфа сорвало крышу. Он напивался, нанимал бомжа с гармошкой и гулял пьяный по Арбату, а бомж ему играл. Иногда Файф танцевал вприсядку. Он ходил в Айриш хаус на Калининском проспекте — чуть ли не единственный тогда супермаркет в современном понимании, где все продавалось за доллары. Файф мог позволить себе заплатить 5 баксов за пакет молока и накупить еды на сто. Он устраивал дикие гулянки с арбатской фарцой, за все платил и обзавелся обширной свитой из прихлебателей.

Нагулявшись, Файф падал пьяный на гору своего товара и засыпал. Разбудить его мы не могли и просто накидывали сверху шинелей, чтобы он не замерз насмерть. Иностранцы видели груду шинелей, радостно бросались к ней, начинали мерить и тут из под залежей обмундирования раздавался пьяный рык Файфа. Иностранцы в ужасе убегали.

Мода на шинели прошла так же быстро, как началась: она продлилась не больше трех месяцев. Мы как соседи по точке стали свидетелями печальной развязки этой истории: Файф опустился и стал бомжом.

Воровское право

Арбатские воры были частью этой единой торговой экосистемы. Мудрая «Раса» запретила им обворовывать иностранцев, но позволяла красть со столов товары и бумажники из карманов фарцы. Легче всего ворам было завладеть коробками с командирскими часами и дорогими лакер боксами. В начале Арбата в самом проходном месте воры держали свою шикарную точку с ворованными палеховскими шкатулками. Объяснять крыше, что на точке лежит твой лакер бокс, было бесполезно. А что такого? Да, украли. Но они же свою работу сделали — тебя, лоха, обнесли, значит, по всем понятиям шкатулка их.

Расскажу еще историю. Ранней весной 92-го перед моей точкой появились мужчина и женщина лет сорока. Я сразу понял, что он только освободился из тюрьмы, а она встречала его на вокзале. Как я это понял? Я каждый день видел таких. Кроме того, было заметно, что она его любит.

Они ходили от столика к столику и пытались продать большой набор шахмат, но у них его никто не покупал. Шел дождь, было темно и холодно, покупать что-то при плохом свете опытные арбатские не любили. Я понял, что шахматы — единственный ценный актив этой пары, решил им помочь и купил доску с фигурками. Заплатил, сколько просили. Для меня тогда это была совсем незначительная сумма. Замерзнув окончательно, я свернул торговлю, занес товар в химчистку, где держал столики и сумки, отогрелся и решил рассмотреть шахматы. Они оказались образцом тончайшей работы по дереву: каждая фигура была виртуозно вырезана и объединяла в себе несколько пород дерева разных оттенков. Человек, сотворивший такое, потратил на работу бездну времени и таланта: похоже, сидел длинный срок.

На следующий день я выложил шахматы на столик и мгновенно продал за 80 фунтов — огромную сумму даже для меня. Не знаю, что я сделал неправильно. Может, должен был рассмотреть шахматы сразу и заплатить больше. Или надо было оставить их себе на память о тех днях. Может, не стоило продавать их англичанину за смехотворную на самом деле цену. Но этот холод, дождь, мрак и отчаявшиеся лица мужчины и женщины, протягивающих мне шахматы — первое, что я вспоминаю теперь при слове «Арбат».

Советский коллективизм и Дикий Запад

Сложно дать определение тогдашним арбатским людям. Мы были молоды, мгновенно перенеслись из серого советского детства в безумный арбатский капитализм, похожий больше всего на Дикий Запад. Огромные доходы, особенно по сравнению с зарплатами простых москвичей, повреждали ум каждого из нас по-своему. Кто-то как Жора запутывался в собственных комбинациях и наживал огромные долги и врагов, кто-то хотел больше денег и сближался с криминалом, кто-то следовал путем несчастного Файфа…

И все же эти люди еще хранили в себе остатки советского коллективизма: вели себя между собой и по отношению к другим не подло, перед лицом серьезной опасности — инциденты с бандитами и ментами случались регулярно — были готовы продемонстрировать героические качества, ради спасения товарища подставляясь под уголовную статью или поездку с бандитами в лес сегодня на рынке такое уже не найти.

Этот феномен — уникальная общность арбатских людей — просуществовал недолго: не больше двух лет. Но никогда после я не встречал и уже, наверное, не встречу ничего подобного.

На мою судьбу Арбат повлиял не сильно. Через какое-то время я нашел работника на точку и смог нормально посещать институт, заезжая на Арбат только после занятий.

Институт я закончил. Дикую валютную торговлю на Арбате власти прикрыли в 93-м, но народ не расстраивался — уже во всю работали Лужники, а 90-е только начинались.