Можно ли что-то продавать, что продать невозможно?

И, в связи с этим, мне приходится задать ещё один вопрос — как же мне удастся объяснить другому что-то, что является только моим уникальным пониманием, и ни каким образом не может стать пониманием других, так как головы-то у нас у всех разные?

И это значит, что появляется необходимость в каком-то инструменте, в какой-то функции, которая, так скажем, выражала бы некую общую часть понимаемого всеми одинаково, если это конечно возможно.

Не скрою, задача очень сложная. Но, независимо от этого, я не считаю, что невозможная.

Точно также, как мы видим это в интернет изданиях, в виде тезисов или в виде тезисных вырезок из частей текста, я и продолжу. Хотя, так и хочется спросить себя: — А зачем они эти тезисы или тезисные фразы пишут и выделяют из ленты текста? Всё правильно, так удобнее усваивается информация. Так удобнее привлечь внимание читателя, который, пробежавшись глазами по тезисам, видит общую картину смысла текста и быстрее делает свой выбор, касающийся того, бродить ли ему дальше в просторах интернета или прочесть уже весь текст целиком.

В корне этого слова, доставшегося нам от Греков, заложено понятие «опыт». Проще говоря, необходимо провести опыт, который бы нам позволил прояснить вопрос о том, может ли быть что-то общее в разных головах людей, что им позволяло бы говорить о понимании в разных вопросах? И очевидно, было бы справедливо сравнить это понимание с выражением — мы с тобой на одной волне. Наверно не стоит сразу пугать людей, что такой волной может оказаться «волна вероятности» де Бройля, и я только скажу, что на сей счёт у меня есть подозрение в том, что это именно так.

Но, возвращаясь к нашему эмпирическому методу, скажем, что в нашем мире есть вещи, которые обозначены определёнными словами. И что в рамках языковой культуры, эти вещи в целом для всех обозначают одно и тоже. Например, я говорю — чемодан, и каждый, кто читает, понимает, что это такое и чему служит. Если я попрошу человека собрать свои вещи в чемодан, но он вместо этого начнёт засовывать их под диван, выполняя мою просьбу, скорее всего, не только мне, но и другим покажется это странным. И здесь, наверно, необходимо сказать уже о более сложных вещах, где произнесённое слово, всё тот же чемодан, вызывает у того, кто его слышит, мысленный образ. Многие скажут, что нет. Ни какого чемодана они не представляют в тот момент, когда им говорят этот чемодан собрать. Но, я намерен доказать, что всё же, они этот чемодан образно представляют, но не знают об этом. Для этого, может быть стоит вспомнить, когда вы впервые в жизни сели за руль автомобиля, не зная до этого об его управлении. И вот вам инструктор стал объяснять, что где находится. Если у машины автоматическая коробка, то инструктор показал две педали и их назначение, если механическая, то три педали и их назначение. Несомненно, вы и до этого знали, что обозначает слово «педаль» в других устройствах, например у велосипеда, но тут явно понимаете, что вы не на велосипеде и педаль выглядит иначе, и работает иначе функционально, но всё также называется педалью.

Раз уж мы затронули такую интересную тему о том, что педаль может быть и у велосипеда и у машины и у трактора и, в особенно деликатных случаях, даже у коней, то в качестве небольшого отклонения от нашего эмпирического доказательства, присвоим и это знание себе, так как оно нам очень даже пригодится в дальнейшем.

Из него следует, что когда я произношу слово «чемодан», то каждый вспоминает свой собственный чемодан, с которым он сталкивался ранее в собственном опыте жизни.

И даже если вы пока утверждаете, что никогда никакого образа при слове «чемодан» у вас не возникает, то попроси я вас всё же это сделать, то есть, всё же представить и обрисовать этот образ своего «внутреннего», образного чемодана, мой чемодан, вероятнее всего, будет отличаться от вашего по всем параметрам, когда мы их сравним описательным образом. У меня может быть желтый, а у вас красный. У меня может быть с ручкой, обмотанной изолентой, а у вас с автоматической, выдвигающейся, и сам чемодан на колёсиках. У меня большой, а у вас компактный. У меня на молнии, а у вас на автоматических замках.

Просто запомним, что репрезентацией слова, которое соотнесено с объектом, является всё то облако наших описаний и чувств, которые прямым или косвенным образом с этим объектом связаны, и что характер этой связи зависит от нашего собственного прошлого опыта жизни. К слову, и далеко не только нашего.

Итак, изрядно попотев, научившись не путать педали, наработав лет 5-6 стажа вождения после успешно сданных экзаменов, вы едите с приятелями на дачу. По дороге вы болтаете, смеётесь, рассказываете анекдоты, слушаете радио. Но думаете ли вы о педалях? Вспоминаете ли о том постоянно, где педаль тормоза или где педаль газа, и как они выглядят? Смотрите ли каждый раз под руль по дороге на дачу, как только сняли ногу с педали, чтобы снова эту педаль нажать и не промахнуться? Волнуетесь ли точно также, как в день, когда вы сдавали экзамен по вождению шесть лет тому назад?

Суть в том, что сформировав паттерн поведения, который стал автоматической реакцией и расположил вашу память, скажем, в периферии психической функциональной системы, он освободил тем самым место для возможности учиться чему-то новому. И теперь, только в очень тяжелые моменты своей жизни, просыпаясь утром, вам приходится вспоминать кто вы и где вы, не узнавая себя в зеркале.

Именно так, образ, заложенный и в слове «чемодан», выражается функциональной системой, как автоматический отклик в отношении объекта с которым он связан. И, поскольку, он уже не требует психических усилий от вас, как при обучении, то и не ощущается, как чувственное воспоминание или образ так ярко, ведь вам постоянно приходится иметь дело с чем-то новым и чем-то, что постоянно динамически изменяется. Вот, почему те, кто утверждает, что ни какой образ не возникает в их голове при слове, обозначающем ту или иную вещь, правы только частично. Но быть правым частично невозможно, как невозможно вдохнуть и выдохнуть одновременно. И просто, в их утверждении не присутствует понимание того, почему мы не можем и не должны постоянно помнить всё, так как это бы сделало наше существование невозможным. Было бы точнее сказать, что образная память о значении слова сместилась куда-то так, что просто не перед нашими непосредственно глазами, а «за спиной», но в «одной с нами комнате». И что мы можем посмотреть на эти воспоминания в любой момент, когда захотим. И именно это позволяет нам одновременно управлять автомобилем, слушать новости по радио, комментировать их с пассажиром, следить за обстановкой на дороге, и т.п. И здесь было бы уместно сравнение с правилом, где некоторым специалистам в определённых областях деятельности, необходимо через некоторый отрезок времени, снова проходить переаттестацию в отношении ранее усвоенных ими знаний, так как те изменения, которые происходят на поверхности жизни, меняются естественным образом сами по себе, не спрашивая разрешения у человека, например, программные технологии. И эта тема также требует отдельного тезиса как минимум.

Случалось ли вам встречать это выражение? Я думаю, что большинству. Однако, у любого шторма в океане есть и другая сторона, а именно, полный покой дна океана при том, что на его поверхности всё просто рвёт в клочья.

И я предлагаю это прекрасное, на мой взгляд сравнение, в качестве образа работы нашего психического аппарата и памяти.

Говоря менее образно, всякая органическая память способна трансформироваться в механистический процесс, образуя таким образом двойственность всякого представления. Например, в психоаналитическом процессе основным правилом является необходимость говорить человеку, который пришел в кабинет психоанализа всё, что ему приходит на ум. Коротко это правило называется свободным ассоциированием. Если мы теоретически проанализируем этот подход, то он может показаться нам хаосом и абсолютной дезорганизацией стройной мысли, к которой мы привыкли в обычной жизни. Однако, с другой стороны, как только пройдёт 45 или 50 минут, вам придётся покинуть кабинет психоаналитика. И что важно, эти 45 или 50 минут, никогда не станут часом или 40 минутами. Это называется психоаналитическим кадром или сеттингом. Подобная ситуация, где с одной стороны надо говорить всё, что приходит в голову, а с другой стороны, чёткие рамки аналитического кадра, представляют из себя конструкцию, в которой и отражен тот принцип, который я хотел бы проиллюстрировать через образ идеального шторма и одновременного покоя дна океана. И мы довольно хорошо знаем о подобном сочетании из фильмов или книг. Эта аналитическая конструкция не случайна. Отражая общий принцип психических механизмов, она тем самым сама по себе защищает психический аппарат человека от чрезмерных перегрузок, которые всегда ощущаются травматическими. Сам Фройд сравнивал этот процесс с археологическими работами, где учёному, нашедшему в слоях земли какие-то следы предыдущих цивилизаций или скелеты, следы животных, приходится работать ювелирно, порой держа в руках кисточку, как у художника, которой он сантиметр за сантиметром раскрывает найденную черепицу или фрагмент кости найденного им динозавра. На самом деле в психоаналитическом кадре можно найти отражение и других очень важный принципов, например, принцип отложенного действия, о котором мне кажется также важно упомянуть. Вы наверно обратили внимание на то, что у детей, особенно у маленьких детей, нет практически ни какого терпения. Стоит им чего-то захотеть, и они мгновенно начинают это реализовывать. Впрочем, начиная с простого, сходить в туалет, и заканчивая, как известное многим родителям «хочу на ручки», «хочу вот эту игрушку», «я устал идти», способность мгновенно менять настроение между истерикой, слезами и смехом, и т.п. Не даром дети идут в школу с 6 или 7 лет, так как именно в этом возрасте у людей завершается процесс, так называемой миелинизации нервных волокон, в котором, как бы обнаженные нервы покрываются защитным слоем. Это также влияет на способность детей, следовать принципу отложенного действия. То, что мы называем способностью к терпению, которое, в свою очередь, является необходимым условием для обучения более сложных задач. Говоря психоаналитическим языком, необходим пассивный мазохистический элемент, эрогенный мазохизм, выраженный в любом нормальном психическом человеческом аппарате.

Итак, вернёмся к образу идеального шторма. Мы можем допустить, что если какой-то, давно затонувший корабль, смог бы всплыть во время идеального шторма, то его целостность скорее всего будет нарушена. И именно потому, что он этого сделать самостоятельно не способен, так столетиями и лежит спокойно себе на дне, как Титаник. Хотя, конечно, процесс разрушения и там его настигает. Однако, происходит это по другому и в других формах. Теперь представьте, что дно океана — это прошлое, а его поверхность — это настоящее. Тогда у нас появляется возможность, подняв Титаник на поверхность, оказаться в прошлом до того момента, как он налетел на айсберг. Но думаю, на этом наш образ себя исчерпал, и поэтому есть потребность прямо перейти к тому смыслу, который в него заложен. И для этого мне необходимо кратко описать общий принцип работы фундаментальнейшего механизма нашего аппарата, основанием которому служит память. В отличии от физических тел, память в психическом аппарате может перемещаться в пространственно-временном континууме. Таким образом мы можем вспомнить прошлое и помечтать о будущем. Не будет, очевидно, лишним сказать, что подобные механизмы возможны в психическом аппарате и за счёт того, каким образом он организован, включая его физиологическую основу, так как душа не может существовать в нашем мире сама по себе, без тела.

Психоло́гия (от др.-греч. ψυχή — «душа»; λόγος — «учение») — наука, изучающая закономерности возникновения, развития и функционирования психики и психической деятельности человека и групп людей.

Из этого определения также понятно, что психоанализ — это анализ архитектурного ансамбля души, состоящей из многих компонентов и сложного системного взаимосодействия. Спрашивать — есть ли у человека душа, всё равно что спрашивать о том, есть ли у него психика? При таком подходе ответ становится менее мистическим, не правда ли?

Также я должен задать странный вопрос читателю, с обратной стороны показывая принцип мистического, магического, формального или механистического мышления: — верите ли вы в Эйнштейна, в его существование? Вопрос, на первый взгляд, кажется странным и, возможно, оскорбительным, ведь Эйнштейн был реальным человеком не только для вас, но и для всех остальных людей. И если это так для вас и всех остальных людей, то должен сообщить, что этот реальный человек, сделал вполне себе реальное научное открытие о реальности, где объединил пространство и время в понятии пространственно-временного континуума. Это означает, что реальность Эйнштейна в восприятии времени-пространства, отличается от нашей, хотя бы потому, что мы такого открытия для себя самих не совершали. Тогда, я могу сделать предположение, что вы мне возразите: — Мы осведомлены о том, что Эйнштейн сделал такое открытие не хуже твоего.

И я вам отвечу, что возможно, даже много лучше моего собственного представления о его открытии, так как я по первому музыкальному образованию вовсе не физик, что возможно не относится к вам. Однако, мы можем допустить, что для того, чтобы сделать подобное открытие, Эйншейну необходим был такой психический аппарат, функция которого позволила бы ему делать вообще какие либо открытия. И, следовательно, каждый человек, обладай он такой психической функцией, мог бы делать открытия в той области, в которой занят и сам. Проще говоря, Эйншейна делает Эйнштейном его психика, способная к подлинному мышлению, в основании которого лежит всегда ориентировочно-исследовательская реакция, и которая проявляется в виде творческого потенциала.

И вот что интересно. Открытие Эйнштейна также показывает, что энергия в нашем психическом аппарате, которая выражена памятью, существует не в линейном времени, а в пространственно-временном континууме, открытым Эйнштейном. Проще говоря, если мы говорим о действии, в смысле физиологического основания для памяти, в виде нейронного процесса, то для того, чтобы воспринять открытие Эйнштейна, наш психический аппарат должен быть в состоянии сделать тоже психическое действие, что и психический аппарат самого Эйнштейна.

Наверно, есть необходимость в уточнении понятия «действие» и обучения через повторение действия.

Для того, чтобы научиться ходить, ребёнку не достаточно знать, что другие ходят. Для того, чтобы ребёнку говорить, ребёнку недостаточно представлять речь других. Он должен это делать, копировать, что и проявляется в детском лепете, копирующем речь взрослых, при отсутствии всякого значения самих слов для него самого. Но прежде, чем он научится говорить, он будет говорить языком, доступным ему и более древним, языком тела, языком жестов.

Опираясь на этот механизм, мы точно можем сказать, что понимание в истинном смысле открытия Эйнштейна, это способность переоткрытия его для самого себя. Таким образом мы совершаем то психическое действие, которое совершил и сам Эйнштейн, получая его психический опыт, откладывающийся и в нашей психической архитектуре. Если этого не происходит, то мы возвращаемся к ситуации формального информационного знания о событии, которое совершенно иначе отражается в действии нашего психического аппарата. Психическое действие и опыт отражены в нейронных связях, и играют фундаментальную роль в восприятии информации. Мы превращаемся в «ребёнка», который знает, что все вокруг ходят, но никогда не копирует это хождение в собственных действиях. И вот он, сам за всю свою жизнь не сделав ни одного собственного шага, вдруг начинает рассуждать о беге или о марафонах, о чувствах связанных с этим, о мышцах ног, о дыхании, о сердцебиении, с самим бегуном марафона, при этом, его собственные мышцы ног давно атрофированы и не чувствительны. И когда марафонец сообщает ему о том, что его представления ни каким образом не отражают реальный опыт, он обижается и говорит: — Да кто ты такой, что ты знаешь об этом, что ты читал об этом? Какое у тебя образование, диплом и т.п.?

Психическое действие — действие особого рода. Его не видно напрямую и оно всегда опосредовано. Однако, оно находится под прямой зависимостью общих фундаментальных физиологических законов.

Например, когда мы говорим об образовании, то что под этим подразумеваем? Как мне видится, скорее, копирование формальных знаний у тех, кто уже эти знания сам приобрёл, что в итоге неизбежно сводится и к оценочной формальной системе, системе формального тестирования. Это несомненно очень большая и важная тема, о которой надо говорить отдельно. В мире кривых зеркал, правильно отражающее зеркало кажется уродством, так как оно, прежде всего, открывает тому кто в него смотрит, собственные недостатки, которые воспринимаются как ложь, относящаяся к самому зеркалу, оказавшемуся не искривлённым. Прежде всего, самым сложным для человека является встреча с самим собой. И по сути, наша культура выражает в различных формах эту основную проблему человека, где он в большей или меньшей степени пытается от себя самого убежать. Я думаю, если мы представим мысленный эксперимент, в котором сам Эйнштейн, в облике какого-то неизвестного никому человека в настоящем, начнёт объяснять свою собственную теорию, и среди этих людей могут оказаться даже и физики, то очень вероятно, что они начнут объяснять ему, что он совершенно не верно воспринимает теорию Эйнштейна. Точно также, если бы мы посадили в переход метро хорошо загримированного Ростроповича с виолончелью, то навряд ли переход набился бы до отказа, как Большой зал Консерватории. Хотя последний мысленный эксперимент конечно менее точен, в смысле целевой аудитории и т.п. Однако, некий подобный эксперимент со знаменитым скрипачом и скрипкой Страдивари всё же проделывали. И он показал всю силу воздействия авторитета на других или, точнее, отсутствие этого авторитета, образ которого также в свою очередь напрямую связан с принципом психического функционирования. Опыт показал, что людей не очень заинтересовал ни музыкант, ни его скрипка. Как я полагаю, этот эксперимент был бы верен и в отношении мышления Фройда во многих случаях и со многими людьми, интересующимися также психоанализом, как и в примере с Эйнштейном, где используется при этом лишь формальный принцип психического действия, иными словами, воображая психическое действие, но не не воспроизводя его в самой системе. Это выражается в понятии — я знаю. Человек формально знает определение того или иного явления, может точно воспроизвести само определение, но оно не является системно упорядоченным и интегрированным. И в этом случае мы можем говорить об образовании, как травматическом факторе для психической структуры — травматическом неврозе, где люди проявляют признаки жалоб о том, что им не интересно учиться или, что обучение как таковое, в психическом смысле, болезненно. Таким образом, через систему образования мы прививаем людям устоявшийся негативный паттерн восприятия к собственному психическому процессу мышления, где нормальный и естественный физиологический процесс становится сам по себе болезненным и чрезмерным. Отсюда и формирование зависимого типа характера у людей от чего бы то ни было, начиная от самой болезни с её вторичными выгодами, различные виды поведения, и в том числе, якобы, социально значимые, от различных наркотических веществ, лекарств и форм лечения, до формирования социальных институтов, носящих деструктивный принцип воздействия на само общество и другие культуры.

Важно то, что сама по себе ориентировочно-исследовательская реакция, проявляемая здоровым организмом, подавляется настолько, что любое отклонение от того, что выражается в отражении собственного психического аппарата, как понятное, превращается в психическую «боль» и относится к непонятному фрустрирующему моменту — неопределённости. Но, так как мозг физической боли не ощущает, то он выражает эту боль на собственном языке. На языке поведения, или на языке сомы, через энергетические системы. Например, в состоянии, которое мы называем — это неловкое молчание. Даже простой взгляд в глаза незнакомого человека, мгновенно возбуждает нашу психическую энергию на столько, что мы не в состоянии не убрать глаза. И если мы этого не делаем, то тут же направляем энергию в агирование, например, начинаем улыбаться, что-то делать руками, пытаемся заговорить и познакомиться. Бывают особые случаи, когда тот, на кого вы несколько раз бросили взгляд, вдруг обращается к вам со словами: — Ты чо вылупился? По морде захотел?

В этом тяжелом случае мы могли бы говорить о серьёзной психической патологии в функционировании, где психика человека не способна справится с той энергией возбуждения, которую сама же и воспроизводит при восприятии окружающей действительности. Вы лишь являетесь объектом этой собственной его невыносимой психической действительности, которую человек проецирует во внешний мир, и которая всегда для него опасна. Такое функционирование называется психопатическим. Тонкость ситуации в том, что это проблема не уровня психической структуры, а уровня функционирования. И в обычной жизни психопаты как правило успешны. Они, как правило, руководят другими. Просто по той простой причине, что другие для них всегда те, кто представляет бессознательную опасность. Психопаты стремятся к контролю над тем, что им внушает опасность, сохраняя общую модель взаимодействия: — Чо зыришь, по морде захотел?

И иногда я при этом думаю о странном негласном договоре между народом и её управляющей элитой, где суть договора заключается в том, что одни не лезут в дела других, где государство отдельно от своего народа, которым управляет. И не потому ли оно им и управляет, что народ воспринимается опасным и его необходимо контролировать? И что произойдёт, если этот договор будет нарушен, например, при падении цен на нефть, когда государственная казна начнёт пустеть и её придётся пополнять из тех дел и тех карманов, которые организованы самим народом и его жизнью? Проще говоря, эта та ситуация, когда психопат уже стоит над вами со словами: — Ещё раз посмотришь на меня, и я проломлю тебе череп. Ему, казалось бы, уже пора сходить, это его остановка. И, выходя, он чувствует, что вы тайком на него всё же бросили беглый взгляд. Внезапно он останавливается и начинает вас избивать до полусмерти.

Да что я рассказываю, посмотрите фильмы Тарантино или фильм Питера Гринуэя «Повар, вор, его жена и её любовник». Психопаты в высшем обществе спокойны и последовательны, и мышление их всегда стремится к оператуарному, часто в силу неких социальных требований и ролей, но сути того, что происходит в их внутреннем мире, это не меняет. Также психопаты обладают высокой степенью развития инстинктивных чувств более архаических, чем сознание. По этой причине в их коммуникативном языке с другими преобладают действия над сознанием. Они делают что-то скорее не потому, что осознают последствия, а потому, что так чувствуют. Этих людей ещё иногда называют в противоположность социопатам, нормопаты. Нормопаты, как правило прекрасно социализированны, следствием чего является цементирование социальных норм поведения и коммуникации. Таким образом, жесткая конструкция становится не способной к пластичным изменениям в отношении среды, естественную силу которую начинает ощущать, как увеличивающееся сопротивление реальности их собственному положению. Они всегда ощущают саму реальность, и всё, что выражено этой реальностью, как объект нападения, от которого необходимо защищаться, и который необходимо уничтожать, чтобы избавиться от собственного психического давления, которое возникает в следствии неизменных и естественных природных изменений.

Думаю, что пора заканчивать эту увлекательную тему о психопатах, и возвращаться к тому, зачем, собственно, была задумана эта статья. Однако, хочется также сказать, что психопаты стремятся к результату, который можно назвать реверсированной ориентировочно-исследовательской реакцией, то есть действием направленным на всякое уничтожение проявления нормального вида этой реакции у других. Однако, при всём этом, они ведут себя так, что их поведение наоборот создаёт условие для всё большего её проявления у других. Это происходит по причине роста их собственной паранойяльности. Паранойя и «нужна» для того, чтобы нападали. Однако, в здравых нормах, у всякого человека есть параноидные черты, которые играют важную роль в общей психической композиции и восприятии. Способность сконцентрировать внимание, прислушаться к чему-то, быть терпеливым, замереть, остановиться и т.п. Ведь когда-то было крайне важным понять, угрожает ли вам смертельная опасность или нет, бежать или нет?

Как и всякие компоненты системы, каждый из нас использует психические механизмы, большей частью которых являются бессознательные процессы.

Важный вывод, который необходимо сделать из этого, заключается в том, что наши представления о рациональном, сознательном управлении чего бы то ни было, будь-то собственная судьба или корпорация или частный бизнес, является не полным, если мы не учитываем этого важного и фундаментального закона. Попытка управления, в которой нет понимания и представления о том, как влияют бессознательные психические процессы на сознательные, можно сравнить с попыткой носить воду в решете, или попытку наполнить водой бутылку без дна. И если мы представим, что в качестве воды у нас выступают наши собственные желания, то довольно легко обнаружим, что предела им нет, что и вызывает общее чувство непонимания концепции самой жизни. Проще говоря, пытаясь наполнить наш психический аппарат-бутылку без дна, водой-желаниями, мы довольно быстро приходим к ощущению некой глобальной несправедливости жизни с одной стороны и к определённому типу конкуренции с другой стороны. И в этой, уже вторичной конкурентной борьбе за частный рациональный смысл в управлении, мы начинаем неизбежную гонку, в которой стремимся получить возможность доступа к неограниченным ресурсам, позволяющих нам лишь временно себя успокоить в отношении той невозможности наполнить себя удовлетворением, которое требует от нас его принцип. Логически ясно, что любая такая гонка будет выражена в стремлении частного принципа быть воздвигнутым в общий, где сам принцип будет иметь характер, напрямую связанный с жизнью и смертью конкретного человека.

Эти мысли вы также можете встретить в книге Ицхака Адизеса «Идеальный руководитель», где автор показывает проблему некоторых компаний и их неизбежную смерть сразу после того, как умирает, уходит, сменяется её глава. Также, Адизес говорит нам о необходимости такого единого взгляда, который несёт в себе системный изоморфный принцип, позволяющий в равной степени понимать организационный принцип любых систем, от семьи до государства. Те же мысли вы можете найти и в абсолютно ином научном направлении, а именно в трудах П.К. Анохина «Теория функциональных систем».

Однако, возвращаясь к нашему очередному тезису, необходимо сказать, что основным типом межличностной коммуникации остаётся принцип, основанный на бессознательных процессах. Этот принцип закладывается в момент, который называется диахронией, созданной между моментом нашего рождения и возникновением речи, как нового эволюционного способа коммуникации. После рождения младенца, мать запускает в своём ребёнке начало развития тех необходимых психических процессов, которыми обладает сама. Можно сказать, что у матери и ребёнка единый психический аппарат. И также будет совсем не лишним сказать, что мать не в состоянии адекватно запустить у ребёнка те психические процессы, которыми не обладает сама по тем или иным историческим причинам, связанным с её собственным развитием. Эта проблема носит трансгенерационный характер, позволяя нести из поколения в поколение те общие исторические проблемы, с которыми сталкивался в целом человеческий вид в своём эволюционном развитии, например, с травматическими периодами, такими, как войны, болезни и многие другие проблемы частного и общего характера. Коммуникативная связь матери и младенца строится на активности бессознательного, что Д.В. Винникотт назвал «достаточно хорошая мать», то есть такая мать, которая адекватно реагирует на потребности своего ребёнка. Эта адекватность, выражается в способности симметричного ответа потребностям младенца, и не искажает их в собственном восприятии. Вопросы, характера «должен» и «знаю», сменяются уровнем «чувствую», что может противоречить рациональному культурному знанию о воспитании, и, скорее относится к пробуждению материнского инстинкта и рождению самого ребёнка, нежели к попыткам узнать об этом в книгах или статьях из интернета, как если бы это была какая-то инструкция к вещи или механизму. Именно эта первичная коммуникация закладывает бессознательные психические процессы, которыми обладает каждый из нас, знает ли он о них или нет, понимает ли их принцип действия или нет. Именно они и будут лежать в основании всего невидимого фронта наших будущих дел и устремлений, называемых судьбой. И, как писал Фромм, человек может прожить свою свою жизнь и умереть, так никогда и не узнав о том, что же именно в этой жизни происходило, что могло бы отражать верно её объективный смысл. Несомненно, эти слова в устах философа-гуманиста и психолога, кажутся довольно мрачными, не будь сегодня у человека достаточного понимания проблемы и, что очень важно, методологии, которая способна помочь ему вернуть утраченные психические свойства или компенсировать их дефицитароность ввиду вышеприведённой проблемы трансгенерационного и культурно-исторического характера, в котором у предыдущих поколений могли быть чрезвычайно драмматические и травматические обстоятельства, что никак напрямую с сегодняшним днём не связано, но расцветает пышным цветом в виде нарастающей волны психических проблем, проблем депрессий и отношений, проблем, в каждой из которых в той или иной степени утрачено понимание смысла жизни.

Итак, коротко, проективной идентификацией является отыгрывание чувств другого. Чувств, которые по своей природе не являются собственными, а являются бессознательным психическим продуктом других. Проекцией является защитный механизм, при котором собственные внутренние бессознательные процессы ложно воспринимаются, как приходящие из вне, то есть приписываются другим.

Эта мысль мне пришла буквально сегодня, в качестве некой доминанты того, что я для себя самого осознаю, как сегодня. Однако, сама по себе мысль не нова для моего психического опыта, но, не находилась, так сказать, на поверхности, а была как бы забыта, лежала на дне до того момента, пока её не вызвала некая ассоциация. Таким образом, в виде мысли, мы как бы вызываем из памяти ассоциативные следы предыдущего опыта и реконструируем их заново, встраивая в общее здание концепции трансформированного уже вида. Эту идею прекрасно и точно выразили в формулировке, что всё новое — это хорошо забытое старое. И здесь я с особым удовольствием выделю слова «хорошо забытое», так как они в точности сообщают о механизме удачного вытеснения, выражаемого, как забывание психически позитивного свойства. Это «забывание» касается скорее момента расслабления при достижении конечного полезного результата, схожее с динамикой оргазма, например, или удовлетворения голода, жажды. Всякая перцепция и всякая информация вызывает возбуждение, которое может следовать пути принципа наслаждения. Удачное вытеснение сопровождается подкреплением — энергетическим расслаблением. Это очень хорошо понятно тем, кто длительное время испытывал боль, которая вдруг прекратилась. В этот момент каждый человек испытывает прекрасное состояние эйфории и счастья. Очевидно, Вы также могли обратить внимание и на то, что по прошествии какого-то времени, мы вспоминаем о прошлом в изменённом виде, стараясь припоминать хорошее. И в этом смысле мы также и говорим о покойниках, о которых принято ничего не говорить, либо говорить хорошее. Это наглядный пример предпочтения работы нашей памяти, которая подчинена принципу наслаждения. Хотя, точнее было бы назвать этот принцип — принципом, в котором внутреннее желание при достижении внешней цели, скоррелировано с результатом. И здесь, очевидно, необходимо и важно сформулировать ещё один принцип, принцип, в котором достижение цели сформировано по обратной и искаженной логике в отношении конечного полезного результата. Например, это может быть выражением аддиктивного поведения, то, что в обычной жизни мы называем вредными привычками.

Однако, я хотел бы спросить себя, да и читателя о том, а как далеко может зайти изменённое психическое восприятие от цели в нашем поведении? И вот тут открывается на самом деле вся тонкость работы нашей центральной нервной системы, столкнувшейся с феноменом человеческого Я. Например, врачи, нейрофизиологи или психоаналитики, часто рассматривают клинические и патологические ситуации, которые довольно чётко проявляют себя в отсутствии функции или при её нарушении, тот результат, который ярко проявляет себя в поведении человека. Но что, если мы рассмотрим психический аппарат человека, как очень тонкие грани отклонений, создающие необходимые условия для их реализации? По сути, как я полагаю, нет ни каких чётких границ между различными чувственными состояниями, которые связаны с динамическими процессами нашей центральной нервной системы. И всё линии разграничения, классификации, не могут быть жестко детерминированными, и скорее служат некой попытке ухватить системную целостность. Но, проблема проявляется именно в том, что не являясь статической или линейной, жизнь, как системное выражение, не позволяет человеку её привязать и к тем мерам, которые с другой стороны стали выражением его собственной концепции Я, чьим следствием и является наблюдаемая реальность. Я человека — не что иное, как концепция, в которой он отразил наилучший частный результат всех психических процессов, разделяя этот результат между коллективным смыслом жизни, от которого в огромной степени зависим, и самой реальностью, которая несомненно является более широкой, чем частный или коллективный результат. И может так случится, что тот или иной психический аппарат, оказываясь в среде, недостаточной для созревания всех его функций, например, ассоциативная функция, несомненно также окажет влияние и на других. И мне кажется, что здесь было бы гораздо проще смотреть на взаимодействие людей, выраженное их огромным количеством, как на систему вероятностей, не пытаясь при этом постичь её смысл классическим методом. И здесь, я очень кстати увидел высказывание авторитета, а именно А.В. Рассохина, который ясно говорит, что одному человеку не под силу ничего сделать. Представьте, что смысл жизни проявляется на качественном уровне, где сам человек есть его количественное выражение. И здесь я прибегну к метафоре квантово-волнового дуализма и примеру опыта Юнга с двумя щелями, где отдельный фотон не сообщает нам об интерференции и о свойствах волны и вероятности. Картина интерференции проявляется лишь со временем, и связана с той интенсивностью, с которой мы выстреливаем фотонами из пушки. Если мы заменим фотон условной психической единицей Ψ, то таким образом, мы можем заметить их общее системное выражение, относящееся к тому смыслу, что и в примере квантово-волнового парадокса, где частный принцип соотнесён с волновым принципом вероятности.

Из данного примера становится совершенно ясным, что фокусируя своё внимание на частном, мы никогда не видим его общего выражения и значения. И тогда количественное выражение, сколько бы не множилось, никогда не свяжется в системное. Если это количественное выражение соотнести с тем, что мы вкладываем в наши цели, при отсутствии системного представления, то все желания превращаются по мере их роста во всё более травматическую ситуацию для психического аппарата. Это можно представить, как если бы мы пытались проглотить всё больший кусок пищи, не пытаясь при этом его разжевывать. Нам всегда необходимо соотношение между результатом и психическим действием, где действие всегда носит количественный признак, а результат качественный. Тогда все действия стремятся коррелировать с результатом. Если действия рассогласованы с результатом по его качественному свойству, то, как и в опыте Юнга, мы не наблюдаем интерференцию, а лишь хаотически разбросанные следы фотонов. Каждый психический аппарат является своеобразной фотонной пушкой в опыте Юнга, стреляющей со своей собственной скоростью Ψ фотоном-желанием в общее жизненное пространство, что можно было бы назвать личным вкладом человека в общий смысл жизни. Это частное желание никогда не соотнесено с другими только лишь на сознательном уровне, но в большей степени является бессознательным процессом. Способность к ассоциативному процессу на частном уровне, позволяет человеку с той или иной скоростью, в зависимости от его частной проекционной скорости Ψ (сила, качество и объём либидо), проявить признак «интерференционной» системной организации жизни не только своего вклада Ψ, но и других, а также измерить степень рассогласованности по цели, как между частными Ψ, так и между частным Ψ и системным «интерференционным» Ψ. Мы как бы могли говорить, в отношении Ψ-фотонов в опыте Юнга, что они, либо осознанно себя ведут в отношении конечного полезного интерференционного результата, либо нет. Однако, и в том и в другом случае, результат интерференционной картины останется неизменным. И этот вывод, как мне кажется, имеет невероятно важное значение в понимании того процесса, который наблюдаемого мной между частным и общим уровнем системных принципов организаций. Вероятно, есть некая системная «проблема» в сознании человека, скорее связанная не с ним самим, а с тем принципом, который оно использует, и которое делает его существом столь одиноким во вселенной с одной стороны, а его желания травматически-безмерными с другой. Опыт Юнга в сфере физики, наглядно показывает проявление психического системного дуализма через отношение частного к общему, через отношение общей Ψ —интерференционной картины реальности к частному психическому принципу Ψ —фотона. И этот опыт также показывает, что наш психический аппарат, имея эту дихотомию, не имеет при этом нарушений, так как наблюдает и общий Ψ —интерференционный результат.

Опираясь на определение психиатрии в отношении психического здоровья, скажем, что проявление критики в отношении собственного состояния, и есть признак восстановления психической целостности. И, применяя этот закон к опыту Юнга, скажем, что отсутствие наблюдаемого квантово-волнового дуализма при восприятии, скорее говорило бы о невозможности психики осознать своё истинное положение в отношении стремления к целостности и при тестировании реальности. Проще говоря, сумасшедший не знает, что он сумасшедший, и рационально объяснить это ему невозможно. Возникновение парадокса, своего рода проявление позитивной психической динамики, оказавшейся в состоянии дилеммы, между текущим состоянием, привычным, и вновь открывшимся в отношении наблюдаемой реальности, в котором текущее психическое состояние всё более ощущается, как недостаточное в отношении устойчивости и нормы.

С точки зрения эволюции, с нашим мозгом всё в полном порядке, и он продолжает выполнять ту цель, которая в конечном итоге проявит Ψ — интерференционный жизненный смысл нового системного уровня для восприятия.

Проблема скорее выглядит так, как если бы мы пытались угадать проступающий из тумана образ объекта и соответственно, чем быстрее мы это сделаем, тем быстрее сможем сформировать верную реакцию в отношении дальнейшего с ним взаимодействия. Я бы даже сказал не с ним, а с ней — реальностью, в которую мы рождаемся через сознание. И чем медленнее наше сознание, выхватывая части этого образа из тумана, способно создать его целостность, тем больше рост тревоги, так как и времени всё меньше на формирование верной реакции. Всё это конечно меня наводит и к мысли о, так называемой, «родовой младенческой травме», где я склонен думать, что младенец проходит процессы, схожие с той моделью трансформации системных уровней, и в выражении количественно-качественного порядка психического уровня его собственной организации. Скорее, продвигаясь по родовым путям к неизбежному рождению, он превращается из существа одного системного порядка в другой, чего не происходит с животными сейчас. Они, представляют объектно-эволюционную запись нашего собственного прошлого, являясь своеобразными опорными точками психического аппарата в его филогенетическом выражении. И в этом смысле, если, например, эволюционная ветвь по каким-то причинам целиком «ломается», то её компенсирует эволюционная запись, проявляясь в другой ветви, даже, может быть другого вида.

Можно было бы сказать, что человек находится конечно в уникальном системном положении, а именно, у него появилась эволюционная возможность наблюдать собственный системный переход из одного состояния в другой, и отражать его в психическом аппарате. Эта схема всегда выглядит, как дуализм, и следовательно отражена в дихотомии между принципами реализации действия на уровне объекта, сомы, и на уровне психического аппарата, вызывая ряд специфических проблем их корректного соотношения. Человек рождаясь, как бы уже рождается и в собственном будущем, что может быть выражено только на психическом уровне и его средствами. Без этого механизма, каждый человек становится субъективным в общей картине, которая проявляется только на интерференционном уровне организации системы. Он, как тот фотон, что летит абсолютно наугад, попадая случайно ближе или дальше к тому общему эволюционно-интерференционному результату, который в конечном итоге проявит себя неизбежно, но спустя очень длительное время. Именно преграда времени и не позволяет нам напрямую осознать эту связь через опыт субъективного существования, через опыт перцепции, опыт тела, которые предельно ограничены. Сознание — инструмент, позволяющий связывать элементы информационной реальности, минуя преграды времени и пространства. Об этом нам каждый раз ночью могут рассказывать собственные сны, предъявляя доказательство этой возможности. Осознаёт ли человек в полной мере, каким мощным инструментом наградила его эволюция? Едва ли, судя по его поведению и динамике развития. У человека нет возможности избежать будущего, как у рождающегося младенца нет возможности избежать той реальности, в которой он родился. В целом, человек показал свою невероятную изобретательность, скорее, изворотливость в моделях избегания той реальности, в которой оказался в психическом смысле. Он просто отказывается от дара эволюции, путём различных форм ухода от собственной психики, которую пытается использовать, как нечто прикладное, как некий физический объект, как некую вещь в себе, так же, как и он сам, скованный временем и пространством.

Так можно ли человеку продать или предложить даром или объяснить важное значение того, что для него самого ещё пока не существует?

Точно также, как недостаточно ребёнку просто рассказать, как ходить и говорить, чтобы он научился всё это делать легко. Для осознания реальности всегда необходимо быть готовым столкнуться с противоречием между психическим принципом функционирования и принципом физического, перцептивного функционирования. И не просто столкнуться и потом всю жизнь воевать с этим противоречием, и стремится его победить, а наоборот, использовать его для весов и для возможного достижения равновесия. Было бы странным наблюдать человеческий вид в счастье, осознавая при этом, что он нещадно борется с собственным будущим, так как это будущее воспринимает через психику, как конфликтную часть собственной сущности. И понимая, как выражается в истории наша реальность, ясно осознаёшь, как успешно человек совершает обряд харакири, борясь с собственным животом. Да, правы те, кто говорит, что нет места на земле, где бы было идеально. И в особенности в развитых странах. Ведь именно то общее, что отделяет наш вид от животных и других видов — это не культура или раса, не граница или финансовая система, а именно то, что выражается в функции психического аппарата. И нет других по сути проблем, которые заслуживали бы большего акцента внимания в отрыве от первого. Разве есть проблемы у мёртвых людей? Или, есть ли у животных проблемы, которые бы были связаны с чисто человеческим сознанием? И в этом и кроется всё разнообразие частных взглядов, не способных к систематизации собственного взаимодействия при отсутствии способности к психической целостности и зрелости. Мы как бы уже не животные, но ещё и не человек, в смысле использования человеческого сознания на телесном уровне.

Талант, говорят, невозможно пропить. Но я думаю иначе. Талант можно погубить и пропить, просто даже перестав его использовать, ведя при этом абсолютно нормальную жизнь в культурном смысле. Чтобы что-то убить, достаточно просто не обращать на него внимание. Рождение психики и души процесс очень не простой. Он не закладывается в человека готовым по умолчанию вместе с его рождением. Потому мы и не животные. Нам приходится рождать психику уже после нашего рождения, где мы только что-то потенциальное, как семя, первым полем для которого является психика матери и отца. И если ни кто вокруг этому росту и созреванию души не способствует, не питает, не любит, не заботится, то что может пробудить её рост? В рождённом человечески потенциальном существе, может никогда не родится психика. И это существо будет говорить как все, ходить как все и делать как все, ничего не зная о себе самом, не осознавая себя самого. И рассказать рационально этому существу о том, что с ним не так, будет невозможно, сколько бы вы сил не приложили и какие при этом техники бы не использовали. И это я считаю колоссальной катастрофой современного человека — тотальный крах его не рождённой души, его безумием. И нет других причин, которые бы не являлись следствием этого. Без архимедовой точки опоры, константы, организационного системного принципа, нет возможности перевернуть мир, но есть возможность проклясть мир, что он не желает переворачиваться так как нам хочется. Можно ли это отнести к поведению разума?

В заключении же этой длинной статьи, которую Вы возможно дочитали, я хочу сказать о том, что всё, что мы продаём, это выражение той ценности, что мы сами концептуально вкладываем в само понятие жизни — это наше время, наши жизненные и психические усилия, наша способность любить и понимать желания других. Мы не продаём знания, так как продать их попросту невозможно, мы даже не продаём просто вещи, но в придачу к ним всегда присовокупляем наши истинные намерения и скрытые желания в отношении самой жизни, представляемой для нас через других. Вот почему произведения искусства могут стоить миллионы, и в тоже самое время быть бессмыслицей для других. Какова цена какой-нибудь кантаты И.С. Баха, которую мы идём слушать в консерваторию? Какова цена любой вещи, если в конечном итоге она не способна сделать нас счастливым в целостном понимании этого феномена? И нужно ли тогда продавать кантату Баха, воспринимая этот акт на ровне с тем, как мы продаём и вещи? Если работа человека не соотнесена с принципом наслаждения, будь-то даже обычное ремесло, хоть уборка улиц или утилизация городского мусора или чистка водостоков и канализации, может ли она выражать хоть какой-то смысл для существа, рождённого для его изначальной задачи — проявления этого смысла в себе самом? Чем тогда мёртвое отличается от живого, а механистическое от органического? Стоит ли удивляться, что люди прежде всего страдают от полного непонимания смысла того, чем они ежедневно заняты, лишь только привязывая некий искусственный и рациональный смысл к некой абстрактной необходимости, диктуемой общим состоянием отрешенности от переживания внутреннего состояния счастья? Это убийственное выражение — все так живут. Несомненно, что в данной системе будут развиваться конструкции, целью которых будет во что бы то ни стало внушить и провозгласить всем остальным о собственном счастье, несомненно выражаемым не качеством, а количеством. Глубоко несчастные люди, прячась за миллиардные состояния, положение в обществе, и всякие другие разнообразнейшие механизмы культуры, пропагандируют и вопят всем остальным о своём счастье, при этом несомненно пряча истину. И единственное, как они могут это сделать — это делать всё, чтобы другие не смогли получить тот же опыт, убедившись, что им всю жизнь лгали. Вот почему делегирование своего опыта другим становится перед препятствием, где богатые лгут что счастливы, делая при этом всё, чтобы другие не стали богатыми. Часто ли Вам повышают зарплату, пенсию и ценят ваши усилия? Один знакомый работодатель говорил: — «Я много своим работникам не плачу, потому что деньги их развращают». Работодатель не слышит и не слушает мнение своих подчинённых, так как опыт его собственного коллектива может раскрыть ложь всей изначальной миссии его компании, подчинённой не просто какому-то управлению, а управлению, идущему от его собственной психической конструкции. В этом смысле, хорошо подходит понятие о патриотизме к своей родине ради патриотизма, или понятие о зарабатывании денег ради самих денег, а действия ради действия. В таких ситуациях распространение информации всегда директивно, то есть стремится к абсолютному контролю над всеми управляемыми объектами, что называется пропагандой. Не удивительно, что человеческая психика при этом стремится к оператуарности и тому, что Жерар Швек описал в своей книге «Добровольные галерщики».

Родители детям лгут что счастливы, не позволяя детям чувствовать собственные чувства, так как эти чувства разрушают их собственную ложь о счастье. Попросту говоря, родители не могут перенести состояние психического счастья собственных детей. Это можно представить в энергетическом эквиваленте, где родители не могут контейнировать психический потенциал собственных детей. В итоге, одной из самых распространённых проблем общества становится то, что понимается под процессом преемственности между поколениями или процессом сеперации-индивидуации.

Несомненно, что подобная проблема, имеющая изначально только психическое основание, развиваясь на уровне социальных институтов, превращает их в характерные образования со специфической культурой взаимодействия между государством и народом, между работодателем и его работниками, между родителями и детьми, между учителями и учениками, тренерами и спортсменами, между всеми людьми, которые бесконечно проигрывают эти изначальные психические сценарии в различных коммуникационных комбинациях с другими людьми, группами и даже неодушевлёнными вещами, выстраивая определённых характер своей системной линии судьбы, начиная с яслей и до самого последнего дня своей жизни. Несомненно также, что продавец и покупатель относится ко всей вышеописанной модели, где часто мы видим продавца, скорее в роли того самого фермера, который подходит к своей корове, ласково заглядывает ей в глаза и спрашивает: — «Ну что, сегодня у нас молоко или мясо?». И если эта «корова», была нефтяная, то не мясом ли ей придётся порадовать теперь своего хозяина?